Gnomon. Nick Harkaway
Возможно, рекурсивности в этом тексте достаточно, чтобы объявить его мыслящим существом, обладающим сознанием.
Детективу Мелике Нити поручено расследовать смерть писательницы-диссидентки Дианы Хантер. Диана умерла во время процедуры «забора памяти». Исключительный случай, ведь это абсолютно рутинная процедура с положительными для здоровья побочными эффектами.
Зачем читать
Чтобы восхититься писательскими композиционными навыками. Чтобы почувствовать, что книга не даётся просто так. Чтобы подумать про приватность, прозрачность, технологии и вечную связь всего со всем.
Форма
«Гномон» — детектив в сеттинге антиутопии. Такой сюжетный позвоночник нужен для того, чтобы было за что держаться, пока продираешься через лабиринт из фрактальных паттернов и шести разных повествований, каждое из которых ссылается на пять других. Я более менее уверен, что если прочитать Гномон несколько раз, то можно построить такой граф книги, по которому можно обойти все её события, начиная с любой произвольной точки и не заходя никуда дважды. Если не сойдёшь с ума раньше.
Нечто похожее есть у Митчела в Облачном атласе, но там оно непонятно зачем и даже близко не так сложно устроено. Харкауэй знает, что нужно делать с текстом в книге, поэтому такая композиция не воспринимается как циркачество.
Все шесть нарративов написаны от шести разных лиц, каждый со своим голосом и стилем. Если вооружиться арсеналом синих занавесок со школьных уроков литературы, то можно даже начать угадывать, к каким авторам отсылает тот или иной стиль: Оруэлл, Рушди, Эко, Боргез. Но писательский контроль за историями целиком в руках самого Харкуэя и он этим контролем пользуется не стесняясь, несколько раз я вскинул бровями просто из-за того, куда завернул сюжет.
Но зачем? Одной только формы и стиля уже бы хватило на впечатляющую работу. Оказалось, что это не просто так, оказалось, что писатель хочет передать идеи.
Смысл
Идея первая, простенькая. Часть нашего мира (та, что зелёная на всех картах со статистикой) уже плотно обосновалась в научной фантастике и классическим историям не помешало бы сделать подтяжку с учётом новых технологических и социальных веяний. Гномон — антиутопия для тех, кто в антиутопии уже живёт. Уже не столько предупреждение об ужасах Паноптикона, сколько просьба хотя бы честно себе признаться, что мы уже приплыли, и не то чтобы расстроены по этому поводу. А если и расстроены, то явно из каких-то нечистоплотных мотивов.
Идея вторая, известная всем, кто слушал Алана Уоттса. Очевидная граница между «мной» и «внешним миром» — граница моей кожи — самый интуитивный способ идентифицировать себя как субъекта. Интуитивный и обманчивый. Стоит задуматься над ней на минуту и идея о такой границе рассыпается. С тем, что мы считаем «собой», она не сильно-то связана да и граница эта очень прозрачная. Алгоритмы соцсетей через глаза в прямом смысле меняют химический состав мозга и карту нейронных связей, запах выпечки стимулирует слюнные железы и выработку желудочного сока, резкие звуки бьют не только по ушам, но и по надпочечникам. Сложно составленный текст про лабиринты чужих мозгов, поселяется в нашей памяти и начинает там жить своей жизнью.
Получается, чтобы объявить этот текст мыслящим существом, обладающим сознанием, рекурсивности в нём достаточно и так.
