Throw it out and keep it in

Это саммари, краткий обзор лежит тут.

Мне надоело мучать этот текст до состояния связного рассказа и я решил оставить его в формате обрывочных заметок после прочтения. Это не следствие моей лени, это следствие пробелов в знаниях и чуть запутанной структуры книги. И моей лени.

Книга: The Tell-Tale Brain: A Neuroscientist's Quest for What Makes Us Human.

Синестезия

Примеры синестезии: человек видит цифры и буквы окрашенными в конкретные цвета, или чувствует тактильно текстуру звука. Самые распространённые формы — смешивание сигналов из соседних отделов мозга, но есть и более экзотичные варианты.

Наш мозг умеет в такую кросс-модальную конвертацию и это открывает разные человеческие перки, например: язык и самосознание. Модель себя, про которую пишет Метцингер, может быть результатом именно такого рода вычислений в мозгу.

Эволюционно это могло появиться так: обезьяна быстро скачет по веткам, визуальную информацию о быстро меняющемся окружении нужно конвертировать в сигналы для позиционирования мышц и суставов. Если можно наладить такую кросс-модальную связь, значит можно связывать и другие пары ощущений. Если такой механизм успешно развивается мы можем получить наш человеческий опыт с целостной картиной запахов, звуков, движений, визуальных образов.

Схожим образом мог зародиться и человеческий лексикон. Результаты конвертации жестов тела в состояния нашего речевого аппарата могли быть нашими первыми словами.

Связь жестов и речи каждый из нас может проследить на бытовом уровне: мы отмахиваемся, когда произносим «уйди», маним рукой, когда говорим «подойди» и закрываем лицо ладонью, когда открываем вкладку трендов на ютубе.

Если я правильно понял, то у Рамачандрана есть гипотеза: ключевую роль в кросс-модальных вычислениях могут играть зеркальные нейроны (mirror neuron system).

Зеркальные нейроны

Зеркальные нейроны — это нейроны, которые помогают нам понимать других людей. Когда мы наблюдаем, как кто-то даёт себе по руке молотком, мы буквально переживаем то же самое, что и пострадавший. Только благодаря тому, что другие системы (фронтальная кора и органы чувств) не подтверждают, что это происходит с нами — мы не чувствуем настоящей боли.

Про зеркальные нейроны известно преступно мало, учитывая масштабы последствий от их появления.

Например, в ситуации с молотком мы понимаем, что это больно, потому что мы способны прокручивать в голове сразу две модели: свою и пострадавшего. И возможно, «источником» обеих моделей являются зеркальные нейроны. Просто в одном случае они направлены вовне, а в другом «на себя».

И не известно, что появилось раньше: восприятие модели других, или модель себя. Первое открывает возможности для коллаборации, второе для сложных поведенческих стратегий. Но если отбросить эгоцентризм, то как будто больше смысла в предположении о примате модели других — у животных нет эго, но они явно способны выстраивать сложные взаимодействия с другими живыми объектами, наверное когда-то так было и у нас.

Такая генетическая мутация как MNS парадоксально освободила нас от исключительно генетической эволюции и подарила homo sapiens эволюцию культурную. Теперь адаптивные механизмы стало возможным передавать в рамках взаимодействия всего двух поколений путём обучения.

Курт Кобейн сквозь зубы проговаривает «Monkey see monkey do. Rather be dead, than cool», выражая этим презрение к чуть ли не самому важному адаптационному механизму нашего вида. И к чему это его привело?

На полях про другое

Язык

Язык составная функция, которую можно разбить на три части: лексикон, синтаксис и семантика. Про лексикон уже написано выше, возможно, нашими первыми словами была вокализация жестов.

Синтаксис, возможно, появился из нашей способности создавать и манипулировать составными инструментами как иерархическими системами. Палка + Обточенный камень = Копьё. Копьё в руке — следующий уровень вложенности. И так далее.

Что такое семантика, как кодируется «знание», «понимание» и «смысл» — непонятно.

На вопрос, что появилось раньше — мышление или язык, Рамачандран выказывает своё предпочтение теории Стивена Джэя Гулда. Репрезентация мира и себя дала нам абстрактное мышление и моделирование, язык позже нарос на эту адаптацию, что делает его похожим на случайный побочный эффект. Сам Гулд сравнивает язык вот с этой штукой.

Восприятие

В момент, когда картинка попала на сетчатку и прочиталась цветными колбочками в глазу — изображение перестало существовать, оно перекодировалось в химические и электрические реакции нашей нейросети. Я не хочу ни к чему это привязывать, эти образ и мысль сами по себе какие-то магические.

Восприятие сложных объектов идёт стадиями (определение объекта, положение, движение итд) промежуточные результаты вычисления свойств объекта скармливаются в виде фидбека на предыдущие этапы, чтобы ускорить и скорректировать дальнейшее распознавание. Видимо про этот механизм писал Метцингер, когда объяснял как уже воспринятое создаёт контекст для восприятия в дальнейшем.

Искусство и композиция

Искусство вызывает в нас эмоциональный отклик путём искажения реальности таким образом, что сигнал от стимулов становится ещё более заметным на фоне шума.Птенцы чаек реагируют на красную точку на клювах матерей и долбят в неё, чтобы получить еду. Если вместо клюва с красной точкой им показать просто палку с тремя красными полосками они начнут долбить ещё сильнее. Так и крутое абстрактное искусство жмёт на нужные кнопки нашей системы восприятия в обход наивных изображений реальности.

Мы натренированы распознавать симметричные объекты: хищники, которые могут нас убить, или животные, которые могут нас накормить — обладают симметрией. В то же время, нам почти никогда не встречаются симметричные ландшафты и крупные сцены в целом. Поэтому нам приятна симметрия в отдельных объектах и кажется глупой и неуместной симметрия в сложных масштабных композициях.

Также в сложных масштабных композициях нам кажется глупой незавершённость сюжетов. Это предложение призвано устранить такой неприятный эффект для этого текста. Пока конец.